Альфа и Омега
Январь—июнь 1998 г.

титульная страница журнала | титульная страница номера | дальше

Честность — важнейший союзник пастора

Терри Пулер

“Если ты исключишь из церкви мою дочь, я лично приложу все усилия к тому, чтобы лишить тебя всякого положения в нашей деноминации”. К такой угрозе, исходящей от сотрудника униона, нельзя было относиться легкомысленно.

К тому времени я проработал служителем всего лишь пять лет, будучи пастором в моей первой церкви. Какое бы решение я ни принял, мне пришлось бы чем-то пожертвовать — либо своим будущим, либо своей порядочностью.

Этот телефонный звонок оказался совсем неожиданным, и случился всего за два дня до заседания церковного совета. Жанне было в то время 30 лет, она была замужем и у нее было трое детей. Она заигрывала с овдовевшим пресвитером церкви, который был более чем вдвое старше нее, причем его психическая уравновешенность вызывала сомнения. Но зато у него были деньги.

Служители общины и друзья предостерегали их от опрометчивых решений. Они пытались убедить Жанну: “Что будет с твоим супружеством? С твоими детьми? В каком положении окажется церковь этого небольшого городка?”

Но женщина не внимала советам: “Я знаю, что делаю. Оставьте нас в покое!” Пресвитер, похоже, был не способен разобраться в происходящем. Он, казалось, грелся в лучах ее обаяния и внимания.

Этот случай был одним из немногих, когда я пришел к убеждению в необходимости применить серьезные меры церковной дисциплины. Будучи очень самоуверенной, Жанна вела себя вызывающе и как бы бросала вызов церкви. Выпрашивать у отца защиту и помощь стало, пожалуй, частью ее образа жизни. Конечно же, она надеялась, что угрожающий телефонный звонок ее высокопоставленного родителя усмирит церковь.

Вы думаете, я мог спать спокойно последующие две ночи? Конечно, нет! Угроза администратора, как некая воображаемая граната, навязчиво продолжала взрываться в моих мыслях. “Правильны ли мои намерения? А что, если он настроен вполне серьезно? Что он может сделать? Как он вообще посмел угрожать мне! Возможно, я и сам не хочу продолжать пасторское служение. Тем не менее мне не хочется быть лицемером. Я должен найти выход попроще. Как же мне быть? Совершить честный поступок — или поступок безопасный?

Церковь определенно выполняла свою спасительную миссию. После нескольких попыток разубедить виновников, община решила проявить милосердие в последний раз. Собрание совета проходило в присутствии виновников. Друзья упрашивали их остановиться, но те упорно стояли на своем. В результате совет принял решение об их исключении.

Жанна развелась со своим мужем и ушла к пресвитеру. Ее муж и дети пытались удержаться на плаву в созданном ею шторме. Я не встречался ни с Жанной, ни с ее отцом с тех пор. Прошли годы, и я сейчас работаю за тысячи миль от той местности. Пытался ли ее отец помешать моему служению? Я не знаю. Но в одном я уверен: мое сердце наполнено миром, и Господь благословил меня… этого достаточно.

Когда мы размышляем о своем служении, нам хочется услышать одобрение Христа не только в последний день, но прямо теперь: “Хорошо, добрый и верный раб” (Мф. 25:23). Это может произойти только в случае, если мы неукоснительно честны. В только что описанном кризисе честность ставилась под вопрос. Решение, которое мы тогда приняли, не запятнало мою совесть, несмотря на то, что моему служению угрожала опасность. Если мы не будем следовать принципу “Будь честен перед самим собой”, как сможем ли мы быть честными перед всей общиной?

 

Честность — всегда

Это была не первая угроза моему служению. За четыре года до описанного случая, когда я работал молодежным пастором, три пресвитера очень горячо обсуждали молодежные проблемы. В их речах не было ни слова одобрения. “Они всегда…” “Они никогда…” “Почему бы им не…” Я оказался поблизости, и эти люди обратились ко мне с вопросом: “Разве то, что мы говорим, неправда, пастор?”

Один мой внутренний голос буквально рычал: “Конечно, неправда! Вы — догматичные и склонные к осуждению фарисеи! Вы не понимаете детей, не говоря уже о вашей способности проявить любовь к ним”. Кажется, это был бы самый подходящий ответ в случае, если бы я хотел избежать рукоположения!

Другой голос оправдывался: “Да, дети в наше время достаточно безответственны, не то что в былые дни”. Но он звучал так фальшиво…

Ответ мой был таков: “Я не согласен с вами (я чувствовал, что они немедленно вступят в бой и начнут защищаться), но тем не менее я люблю вас”. Эта последняя фраза возымела удивительно обезоруживающее действие. Словесные пули, которые они заряжали, посыпались на пол, совершенно не причинив вреда.

Я был доволен своим ответом, потому что он получился честным и в то же время не грубым. Кроме того, он оказался продуктивным. Таким ответом я пользовался с тех пор еще много раз.

По сравнению с инцидентом, связанным с Жанной, наш диалог с пасторами был менее угрожающим, но таким же впечатляющим. Были и продолжают случаться другие испытания на честность и порядочность. И когда я оказываюсь перед выбором: личная внутренняя порядочность или продвижение по служебной лестнице, я надеюсь, что всегда отдам предпочтение первому варианту.

 

Что такое целостность?

Один из словарей определяет целостность как состояние полноты и внутреннего единства. Когда мы обладаем такой целостностью, наши слова не расходятся с делами. Мы остаемся самими собой, независимо от того, где мы находимся и с кем имеем дело. “Целостность скрепляет нашу личность воедино и взращивает внутри нас дух удовлетворения и покоя.
Она не позволит нашим устам проявлять насилие над нашим сердцем. Когда целостность является судьей, мы будем последовательны; наши убеждения будут отражены в наших действиях”.

Мне очень часто доводилось слышать, что успех пастора во многом зависит от степени доверия к нему общины. Если это верно, то, я считаю, строится это доверие на честности и порядочности. И прежде чем нам будет доверять община, мы должны доверять сами себе. Это значит, что мы должны быть убеждены: честность намного важнее, нежели похвала и поощрение людей.

 

Человечность пасторского служения

Мне помнится, что, когда я еще готовился стать пастором и учился в семинарии, я сопротивлялся искушению “выглядеть как студент богословия”. Там сложился стереотип такого студента: он должен был носить белую рубашку и узкий галстук, под мышкой иметь кожаную папку на застежке для Библии и псалмов и с серьезным видом постоянно спешить на занятия. Я сопротивлялся не потому, что такой имидж мне не нравился. Просто он не выражал моего внутреннего содержания. К тому же он как бы отделял служителей церкви от остального нормального мира. Это все выглядело искусственным и даже опасным. Служители могут поддаваться искушению выдавать себя за кого-то, но такое притворство сведет на нет их честность.

Если служитель ведет себя не так, как обычный, нормальный член церкви, тогда наше пасторское влияние будет половинчатым. Как смогу я ободрить членов церкви в их духовном развитии, если сам не являюсь участником этого процесса? Как смогу помочь людям рассказать об одиночестве и боли, если мне подобные чувства чужды или если я не желаю, чтобы кто-то догадывался, что я их испытываю?

Мне нравится образно представлять духовное восхождение в виде движения команды альпинистов. Каждый прилагает усилия. Каждый иногда срывается. Каждый нуждается в помощи команды. Каждый нуждается в ободрении. При такой модели служители, считающие себя членами команды, смогут больше помочь и им будут больше доверять, чем если они будут вести себя так, будто их подняли на вертолете к вершине и они кричат оттуда вниз: “У вас все будет в порядке, только хорошенько постарайтесь. На самом деле добраться сюда достаточно легко”.

Поэтому мне сложно общаться с проповедниками, которые ведут себя за кафедрой иначе, чем в реальной жизни. Перед выходом к кафедре их голос, походка и движения меняются, становясь величественными, как у сановника, и такая трансформация могла бы выглядеть довольно забавной, если бы не была так искусственна. Я согласен, что в некоторых общинах и культурах от проповедника ожидается, что он будет “другим”, когда он “говорит от имени Бога”, стоя “на священном месте”. (Но мне не до конца понятно такое желание, и я не уверен в том, что подобные установки укрепляют честность и порядочность). Судя по собственному опыту, я считаю, что такое поведение разделяет нас с приходящими на поклонение (или даже превозносит нас над ними). Подобная искусственность может привести к неискренности и фальши в служении.

Я не призываю к эдакой безразличной простоте проповедования. Я убежден, что служитель может говорить нормальным голосом и в разговорном стиле, но делать это воодушевленно и с достоинством. Я просто отстаиваю порядочность, честность и искренность.

 

Чувство юмора

Одним из способов показать членам нашей церкви, что мы такие же, как они, является обладание чувством юмора. Являясь одним из членов многочисленной группы служителей, я постоянно предостерегаю себя: “Давайте не воспринимать себя слишком серьезно”. Наша готовность иногда посмеяться над собой напомнит нам и нашей общине, что мы в действительности — обычные люди. Борющиеся, грешные люди более всего положатся на духовного лидера, столь же человечного, как и они сами, но знающего, как достичь вершины горы и говорящего: “Давайте взбираться вместе”. Служитель, в личности которого уравновешены, с одной стороны, честность и правдивость, а с другой — стремление вдохновлять людей своей команды продолжать восхождение, воспитает здоровых альпинистов.

Чувство юмора также уберегает нас от втягивания в бесплодные и изнурительные попытки кому-то что-то объяснить. К примеру, каждый служитель слышал такой вопрос: “Между прочим, чем вы, служители, занимаетесь всю неделю?” Давайте будем честны. Разве такой вопрос не раздражает вас? Если человек задает его серьезно, тогда он, должно быть, не очень представляет себе жизнь церкви. Если же он вас в такой форме критикует, тогда не очень хочется ввязываться в этот разговор. Те из нас, кто слишком печется о своей порядочности, могут пуститься в детальное изложение всего своего недельного расписания. Ну что ж, удачи вам! Возможно, чем понятнее вы будете излагать, тем меньше вас будут понимать. Изредка я отвечал: “А вы побудьте рядом со мной всю неделю и сделайте вывод”. Но в большинстве случаев лучше сказать так: “О, разве вы не знаете, что мы, проповедники, работаем всего один день в неделю”. Честность без юмора может загнать нас в тупик.

 

Экзамен перед зеркалом

С недвусмысленным результатом завершающий экзамен на честность можно сдать перед зеркалом. Никто не видит вас. Ни на кого не нужно производить впечатление. Нет необходимости выглядеть парадно. Только ты сам смотришь в свою душу и спрашиваешь: “Являюсь ли я в действительности тем, за кого себя выдаю? Нравится ли мне эта личность в зеркале? Уважаю ли я эту личность? Искренна ли она или фальшива?”

Джон Максвелл говорит: “Имидж — это то, каким тебя воспринимают люди. Честность — это способность понять самого себя, узнать, каков ты на самом деле”.

Если нашим путеводителем является честность, то мы услышим одобрительное: “Хорошо, добрый и верный раб”. Если же нет, то будем мучительно искать более точные способы самооценки. Эдгар Гуэст хорошо говорит об этом в своем трогательном стихотворении, которое заканчивается такими словами:

Мне не хотелось бы смотреть на себя и знать,
Что во мне только шум, блеф и пустота.
Мне никогда не спрятаться от самого себя,
Ибо я вижу то, о чем другие могут никогда не узнать.
Мне никогда не удастся обмануть себя, и потому,
Что бы ни случилось, мне хочется иметь
Самоуважение и чистую совесть.

Альфа и Омега
Январь—июнь 1998 г.

титульная страница журнала | титульная страница номера | дальше